Как живут пожилые люди в беларуских колониях

В тюрьме пожилые люди, которым 60 и более лет, становятся «дважды невидимыми». О них, за редким исключением, практически ничего не слышит общество, только родные. А для системы они «списанные» граждане: не исправятся, уже не молоды и не принесут пользы обществу.

По закону тех, кто на пенсии, не могут привлечь в колонии к принудительному и в прямом смысле слова копеечному труду — зато отбирают и пенсию. Согласно Закону о пенсионном обеспечении, обновленному в 2022 году, выплата пенсии останавливается на весь срок лишения свободы.

«Был самым старшим в колонии»

Родные одного из беларуских политзаключенных  Ю. (этот человек уже на свободе, но в целях безопасности мы не можем называть его имя и детали истории — С.) рассказали «Салідарнасці» о том, каково пожилому человеку, старше 65 лет, находиться в неволе:

— По состоянию здоровья ему нужно было принимать лекарства, но передавать их можно было только с разрешения местного врача — мы вначале получали разрешения, потом закупали по списку и отправляли бандеролью. Принимали, к счастью, все присланное.

Как и всем политзаключенным, Ю. в обязательном порядке «сделали» нарушение: нашли что-то якобы запрещенное в тумбочке, а за несколько нарушений отправили в ШИЗО. 15 суток в каменном мешке на голых нарах, где единственный комфорт — собственные тапочки вместо подушки под головой, без малейшего общения и прогулок — дались непросто. Однако после, как ни удивительно, администрация отстала и новые подставные нарушения фабриковать не стала.

По состоянию здоровья, в связи с хроническим заболеванием, Ю. полагалось лучшее питание, и в этом местная «власть» ему тоже не препятствовала. Впрочем, на профучет, как «склонного к экстремизму», поставили и желтой биркой пометили наравне со всеми остальными.

Пенсионеров, находящиеся в колонии, не заставляют работать на производствах — с одной стороны, это облегчение, а с другой, у пожилых людей еще больше сужается круг общения, «ходят-бродят с такими же возрастными «желтобирочниками».

Первое время, пока давление не ослабло, ему приходилось непросто — а потом, он и в письмах отмечал, как-то втянулся в режим, и отношение стало не настолько жестким.

Возможно, понимали, что если начнут давить на слабого, пожилого человека — он может уже и не выйти из этой тюрьмы.

— Он вообще был самым старшим в колонии, только какой-то «зек», сидевший за убийство, был старше на год — словом, скажем так, не усердствовали в отношении него.

И звонить семье давали раз в неделю, и в свиданиях не ограничивали, как многих, и передачи разрешали. Разве что, как «злостнику», урезали возможность отоварки в тюремном магазине — всем можно было покупать на 4 базовых величины, а нашим «желтобирочникам» на 2, и точка.

Впрочем, неволя все равно сказалась не лучшим образом на Ю.: за время заключения он потерял все зубы.

На свободе первым делом прошел обследования по поводу своего хронического заболевания, сделал необходимые УЗИ, и теперь понемногу восстанавливает здоровье.

— Как мы держались? Как-то друг за друга, да и он нас подбадривал в письмах, и мы ему на встречах говорили, как в него верим и ждем, и что все будет хорошо. Хотя, конечно, переживали за его здоровье и жизнь, но плохие мысли старались не допускать, — вспоминают родные.

На свободу Ю. вышел по помилованию — притом, говорит семья, убеждать написать его — и признать вину — приезжал какой-то «чин» из Минска.

Не то чтобы заставляли, скорее, настойчиво предлагали оценить риски для собственного здоровья и не досиживать весь срок. И хотя Ю. сомневался, близкие убедили: все поймут, как обстояли дела на самом деле.

Таким образом беларус попал в одну из волн помилований.

С июля 2024 по май 2025 года прошло одиннадцать таких волн. Если судить по официальным сообщениям пресс-службы Лукашенко и силовиков, на свободу по помилованию вышли 335 человек. В последней, майской группе освобожденных «в преддверии празднования Дня Победы» было 10 человек старше 50 лет, в том числе один пенсионер.

«Чтобы меня больше не называли номером»

Как рассказывает психолог, представительница инициативы «Врачи за правду и справедливость» Ольга Величко, которая работает со многими экс-политзаключенными, пожилые люди реже жалуются на условия содержания.

Но многие обычные для неволи вещи, вроде двухъярусных нар, плохого питания, ограничения общения с внешним миром, даются им крайне тяжело. Плюс возрастные болезни — гипертония, артрозы, проблемы со зрением и далее по длинному списку. Стресс и опасения больше не увидеть родных, особенно внуков.

— Для старшего поколения очень большое значение имеют письма, рисунки внуков. Потому что есть понимание: возможно, это последнее, что они увидят от своей семьи, — говорит Ольга Величко.

Одна из бывших политзаключенных, пожилая беларуска, рассказывала: ей часто снилось, что вместе с внуком сажает огород. Во сне не болела спина, не была спилена старая яблоня, которую они с мужем посадили вскоре после свадьбы, не лязгали ключами конвоиры, вызывая на проверку:

Я мечтала о том, как буду на улице печку цеплять и печь блины, на табуретке, во дворе под грушей. Чтобы было солнце и никто не стучал в двери, не кричал на меня — только голоса родных.

А когда было особенно тяжело, закрывала глаза и представляла себе весну, как трава пробивается из-под снега, как у цыплят раскрываются глазки, как яблони распускаются.

А еще, признается женщина, мечтой было выспаться — на чистой постели, с нормальной подушкой, в своем доме. Чтобы заключение закончилось и забылось, как страшный сон — «чтобы меня больше не называли номером, звали по имени».

Тюрьма — не скотный двор

Бывшие политзаключенные говорят, что женщинам пожилого возраста в неволе «перепадает» еще меньше внимания медиков, чем молодым. Даже измерить давление — роскошь, которая во многих местах лишения свободы просто недоступна, а подобрать лекарства от давления — та еще задача.

Очень тяжело пожилые люди переносят ограничения на коммуникацию с родными, и когда прерывается обмен письмами — это ухудшает и без того подавленное состояние. Ведь сотрудники колонии не гнушаются убеждать пенсионеров, что все о них забыли: мол, помрешь, внуки и не вспомнят — а для многих в силу возраста этот страх более, чем осязаем.

Наконец, никто не делает скидку на возраст и физическое здоровье политзаключенных-пенсионеров, на то, что людям элементарно тяжело «скакать» на двухъярусные нары, тащить тяжелые сумки, подниматься по ступенькам…

Очевидно, что тюрьма — не курорт, о чем со злорадством нередко говорят пропагандисты режима Лукашенко. Но тюрьма, колония, СИЗО — и не скотный двор. Места лишения свободы не должны превращаться в места пыток. А в реальности? В лучшем случае потребности пожилых людей не удовлетворяются в полной мере, в худшем — их игнорируют и создают невыносимые условия.

• 69-летняя Ирина Мельхер перенесла в неволе гипертонический криз, у нее проблемы с сердцем, при этом даже на лежачем режиме женщину в брестском СИЗО перевели на верхнюю койку, откуда она не могла встать самостоятельно. Приговор, вынесенный политзаключенной — 17 лет лишения свободы.
• У пенсионерки Галины Дербыш — драконовский срок в 20 лет колонии. Онкология, вторая группа инвалидности, больное сердце. Несмотря на это, ее несколько раз отправляли в карцер, необходимые лекарства передавали с опозданием или не передавали вообще.
• Активист и краевед Владимир Гундарь недавно встретил в неволе свой 65-й день рождения. У него есть инвалидность второй группы и нет ноги, однако в СИЗО ему не разрешали оставить протез и не передавали лекарства. Политзаключенный не раз объявлял голодовку, на него давят и часто бросают в карцер — как в таких условиях выдержать 18 лет колонии усиленного режима?
• В тюрьме сильно ухудшилось здоровье 69-летнего философа Владимира Мацкевича, 65-летний священник Генрих Околотович перенес инфаркт, у него удален желудок в связи с онкологическим заболеванием — но это не помешало лукашенковским прокурорам обвинить его в «шпионаже в пользу Польши и Ватикана» (итог: 11 лет колонии).
• 73-летний политзаключенный Василий Демидович — самый пожилой в РБ «террорист» (по версии КГБ), которого судили по все новым обвинениям 9 раз и приговорили как минимум к 7 годам колонии — результаты последних судов пока неизвестны.

И это лишь несколько пожилых политузников, о которых знают правозащитники.

— Как минимум, с учетом возраста и состояния здоровья должны быть иные условия содержания пожилых заключенных, — говорит Ольга Величко. — Нужны отдельные блоки или отделения, адаптированные под немолодых людей (с поручнями, без ступеней) и с более мягким режимом. Сейчас такой категории, как пожилые заключенные, вообще нет в уголовно-исполнительном кодексе РБ.

Должно быть медсопровождение, предписанное цивильными медиками.

Необходимо привести в соответствие законодательство, которое гарантирует социальные услуги пожилым людям, убрать из законов дискриминационные статьи (как  пенсия, которой лишают заключенных).

Должно быть сделано то, о чем «Врачи за правду и справедливость» повторяют каждый раз: во-первых, решение о смягчении режима для людей в возрасте 60+ или с хроническими заболеваниями, во-вторых, механизм досрочного освобождения для тех, кто достиг пенсионного возраста и не представляет угрозы обществу.

Сегодня в Беларуси ни УДО, ни амнистий для политзаключенных (любого возраста) нет.